Кафе

Щеки Саки горели всю дорогу от кафе до здания главной больницы государственного онкологического центра. Гений не имел права рассказывать, что связывает его с человеком, который лежит сейчас в одноместной палате на девятом этаже, съедаемый раком. Он чувствовал в себе вину. Может быть, не столкнись они шесть лет назад в этом ночном клубе, - был бы Оядзуми-сама здоров и бодр, и по-прежнему внушал трепет окружающим, а не только ему, пришельцу с другой планеты. Что получил от него глава якудзы – огненный взгляд. Да не будь у него стальной воли и твердого характера, он разве вмешался бы в ту потасовку, чтобы спасти жизнь гайдзина*?
Шумно вздохнув, сцепив тонкие пальцы и от души хрустнув ими, Саки бросил украдкой взгляд на своего спутника. таксист тоже посматривал на странную парочку, с интересом, но недовольно. сколько можно без толку сидеть в машине перед больницей, если понятно, что для посещений время давно прошло. На улицах давно стемнело, и зажглись ночные огни. Саки неумело нашел ручку дверцы и выбрался наружу. Он решительно наплевал на свой внешний вид и. шагая по-мужски, направился к телефонному автомату.
- Привет. Это Саки. Я хочу Оядзуми-сама увидеть. Сегодня. Сейчас Мне наплевать, сколько времени. Я стою у больницы. Считай, что мои дни тоже сочтены. Ага, последнее желание, - Саки криво усмехнулся, чего прежде никогда не делал, и положил трубку, прежде чем услышал в ней гудки.
Ждать оказалось недолго. Вскоре появился молодой человек  и вежливо поклонился, сперва Саки, затем Адриану. Главные двери оказались для них закрыты, зато вход для персонала был вполне действующим. Покуда их провожатый не видел, Саки на секунду поймал руку Адриана, сжал ее, с благодарностью пытаюсь заглянуть ему в глаза.
- Вы не предупредили, что будете не один… - недовольный взгляд встретившего их лысоватого японца в коридоре заставил остановиться. – С какой стати маскарад?
- Просто скажешь, что я его любовница… - отмахнулся Саки. – А это музыкант. Скрипач. Оядзуми-сама любит классическую музыку. Мы пришли, чтобы усладить его слух. Мы можем к нему даже не входить. Сыграть за ширмой? – актер старался, чтобы его голос не дрожал от волнения, чтобы он сохранил так необходимую сейчас уверенность.
- Скрипач? – человек с подозрением рассматривал футляр от инструмента. – Ну-ка открой…

Или скрипку тоже разобрать?
Зачем, зачем ты так говоришь? – Саки хотелось обхватить Адриана, зажать ему рот, заслонить его собой: "Молчи!" – но он не шевельнулся, завороженный силой и властью, будто кролик перед желтыми глазами удава. Хотя разумом гений прекрасно понимал, что молодой японец ничем не превосходит его. Он уже совершил массу ошибок, впустив ночных посетителей слишком далеко, прежде чем устроить досмотр. Саки сознавал, что боится не человека, а того, что стоит за ним. Нет, он не насмотрелся в кино сказочек, нет, он не боится неизвестности, того, что таится под запахом необъятного кимоно под маркой "якудза". Прошедший школу Ордена, гений считал, что обе организации весьма похожи. И раз уж его столкнула жизнь, судьба, нечаянный выбор с человеком из этой среди, Саки старался травою стелиться от величественного божественного ветра японской мафии. Ведь по закону жизни: трава гнется, но не ломается. Но Адриан сейчас вел себя правильно. Он не выражал никаких эмоций. "Он бесстрастен, словно сама судьба", - решил бывший актер.
- Видишь, мы не причиним вреда Оядзуми-сама, – сказал он и заслонил собою скрипача, - Можешь еще и обыскать нас… Хочешь? – Саки подошел вплотную. Японец невольно отпрянул и брезгливо указал рукой в сторону:
- 937. Это он как бы вам вреда не причинил…
Саки удивленно взглянул на японца, но переспрашивать не стал. В конце концов он уже все решил.
- Я связан с этим человеком узами… - он испытывал непреодолимое желание исповедоваться здесь и сейчас перед Адрианом, но к счастью для себя не мог подобать слов. Запас человеческих терминов был слишком ограничен, чтобы передать весь спектр эмоций, надежд, сил, что соединяют гения и его "батарейку". Саки, наверное, на целую минуту замер перед белой дверью, подняв руку, чтобы толкнуть ее и раскрыть. С сухим шелестом его ладонь коснулась двери, актер бросил отчаянный взгляд на своего спутника, словно тот должен был удержать его от ошибки. Шесть лет назад в номере мотеля никого не оказалось рядом с ним. Именно поэтому он здесь.
Тронув ручку, Саки вошел. Вдоль стены и по полу струился теплый свет ночника. Прямо большое окно, жалюзи. Справа ширма, отгораживающая аппараты от больного. Слева – кровать с больным. Изголовье немного приподнято. Чувствуя неловкость от того, что входит без спросу, он поклонился, бормоча слова извинения. Дверь тихо закрылась. Пути назад не было ни для кого из троих.
- Адриан, по-моему, он спит. Ты начнешь?

Музыка заворожила, она пригвоздила гения к месту, а тот хотел подойти к больному Широко распахнув свои нереально синие глаза, он уставился на силуэт музыканта на фоне белых жалюзи, на ожившую скрипку в его руках. Он впервые в жизни видел вблизи, как рождается музыка, но не мог понять, на кончиках ли пальцев, касающихся струн и смычка, происходит это чудо. Уж слишком грубыми казались ему легкие прикосновения к этому инструменту для столь нежной музыки. Саки наконец смог оторвать ноги от пола и сделать шаг назад – по привычке Исаака Гетена, стеснительного и замкнутого мальчика, которого мать постоянно выставляла на всеобщее обозрение. Хорошенький воспитанный мальчик из уважаемой семьи, который однажды оказался гением и попал в Орден Заиль, известный суровыми нравами. Саки стало наплевать, кто окружает его сейчас. Он больше не пытался отгородиться воспоминаниями о защитном коконе света софитов и объективов кинокамер. Снаружи он был идолом, внутри он превратился в ту же золоченую деревяшку. Но музыка расставила все на свои места. Он даже не понял, что вошедшую палату человек обратился к нему и попытался взять за руку. Рукав юкаты выскользнул из пальцев врача, актер опустился на край кровати и коснулся тяжелой руки спящего человека. Только сейчас он заметил, что тот увит прозрачными проводами и трубками, с чем они соединяли тело Оядзуми-сама ему было не важно, потому что ничего не произошло. Саки думал, что его ударит током, что внутри него взорвется сердце, что запахнет жареным, наконец, но ничего не произошло. Он поднял растерянный взгляд на Адриана. Скрипач был абсолютно чужим и незнакомым, но небрежное прикосновение вызвало у гения целую бурю эмоций.
- А может, мне все померещилось? – прошептал Саки и наклонился к лицу японца, на котором блуждала слабая улыбка. Спящий слышал музыку, но никак не реагировал, и это был не тот Оядзуми-сама, которого Саки знал. В этой палате лежал другой человек. Скупой свет ночника и желание получить желаемое обманули актера.
Саки вскочил, внезапно понимая насколько глупыми были его намерения. Будто бы что-то изменилось… Он гений, его "батарейка" – человек. Человек умрет, а он станет таким же слабым и беззащитным, каким был сейчас, каким был всегда.
- Я никогда не хотел быть гением, потому что у меня нет сил, чтобы управлять этой силой, - он вдруг со всхлипом обнял скрипача, тонкие пальцы смяли шелковую ткань на плечах, слезы гения огня смочили его плечи. Саки нашел-таки в себе кроху смелости и поднял глаза на Адриана, и увидел дорожки от слез. Музыка…
На них смотрели жадно, ловили каждый звук скрипки. Каждое дыхание больного. Каждое слово парня в юкате. Спектакль для трех актеров и скрипки.
- Что это… - человек, из чьих рук так ловко удалось выскользнуть Саки, встрепенулся первым. – Кто их пропустил…
Актер откровенным жестом запустил руку в карман Адриана и вытащил зажигалку. Чиркнул колесиком и поймал ладонью вырвавшееся пламя, не нужную больше ему зажигалку он сунул в нагрудный кармашек скрипача, вместо смятого цветка.
- Наверное, это мой пропуск… Вы не думаете? – крепко взяв Адриана за плечо, он потащил его за собой вон из палаты, разгоняя цветком открытого пламени столпившихся в проходе людей. Какой же я дурак… Для музыки не существует стен… - но раскаиваться он будет потом, пока же слезы высохли.
- Уходим… - Саки потащил дальше по коридору, прижимая огненный цветок к груди, в коридоре было достаточно светло, кроме того, ему не хотелось переполошить остальных обитателей больницы сработавшей пожарной сигнализацией, поэтому сразу же в голову забрела мысль о служебном ходе – Сюда!