Отключив аппаратик, Рамон ругал себя на чём свет стоит, возвращаясь на кухню.
Ну что я за идиот! Надумал себе всякой херни. С чего вот взял, будто случилось страшное? Ульрих прав, катакомбы хожены-перехожены, изучены-переизучены, туристам и то заблудиться тяжело, а по-настоящему опасных мест там, считай, и нету. Параноик Вы, синьор Трилья. Лечиться Вам надо! На следующей же неделе заведу себе психоаналитика, как путный интеллигент... раз уж жену завести не могу.
Эта здравая мысль посетила профессора уже в кухне. Рамон в очередной раз умилился, посмотрев на уплетающего «нормальную домашнюю пасту» за обе щёки китайца. Сердце кулинара порадовалось и потеплело.
- Ты меня прости, - снова седлая табуретку, попросил младший Трилья, виновато улыбнувшись. – Я мнительный идиот, ты же знаешь. Вдруг показалось, что какое-то несчастье произошло в катакомбах. А у меня там студенты… студентки. Боюсь за них.
Торчащую из горлышка бутылки пробку сейчас можно было вытащить прямо пальцами, что Рамон и сделал. Вино красным шёлком обласкало внутренность бокалов, колыхаясь и успокаиваясь. Колумбиец переставил один из бокалов ближе к китайцу, второй взял себе.
- За встречу, Тан. Я рад, что ты приехал.
Первый скупой глоток показал профессору, что с выбором вина он не ошибся.   
- Так о чём ты хотел поговорить? – спросил Трилья, поднимая взгляд на Сяошена.